Татьяна Шеметовец пришла в белорусский балет в 1979 году и танцевала до 2005-го. Опытные балетоманы помнят ее по блестящим интерпретациям партий Кармен и Блудницы, Анны Багрянородной и Заремы, Мирты, Батильды, Феи Карабосс, Девы-избранницы… Она не танцует на сцене Большого уже полтора десятка лет, но балетоманы по-прежнему помнят ее роли и восторгаются талантом, харизмой и обаянием этой балерины и восхитительно красивой женщины.
На творческий вечер артистки, состоявшийся прошедшей осенью в Большом театре, пришли сотни восторженных ценителей ее творчества. Сегодня Татьяна Шеметовец в гостях у наших читателей. Попытаемся понять, в чем секрет ее личного успеха и зрительской любви, длящейся не один десяток лет.
– Большому театру Беларуси посвящены четыре десятка лет вашей творческой и личной биографии. Давайте поговорим про эти годы. 1980-е – время юности, становления. Советское искусство – не коммерческая категория. Балерина в литературе, живописи, киноискусстве тех лет – хрупкая, утонченная, изысканная личность, парящая в высоких сферах, немного даже не от мира сего. Вне быта. А какой были вы?
– Если честно, я тоже была абсолютно вне быта, вся наполнена каким-то невыразимым светом любви к профессии. Еще до поступления в хореографическое училище, с раннего детства, я часто бывала в школе искусств имени Ахремчика, где работала мама. В этой школе учились (и сегодня учатся) будущие музыканты, скульпторы, художники – талантливые дети из разных уголков республики. Я прикасалась к атмосфере искусства, насыщалась впечатлениями. А когда начала учиться в хореографическом училище, ощутила ту же ауру прекрасного. Мама хорошо разбиралась и в моей профессии, и во мне, и в окружавших меня людях, всегда тонко все подмечала и делала очень точные замечания, помогала мне во всем.
В училище мы изучали музыку как обязательный предмет, изобразительное искусство, конечно, и все специальные дисциплины. Учились практически целый день, свободным оставался лишь кусочек вечера. Если учесть, что я начала заниматься балетом в 10 лет, а училище в те годы находилось в здании театра, то театру я посвятила не сорок лет, а сорок восемь.
– А как начиналась ваша сценическая карьера?
– Театр был похож на мечту. Попасть сюда было престижно, но принимали лучших. Когда я пришла в театр, увидела, что здесь совершенно иные требования, другой мир. Все темпы гораздо выше, надо было очень быстро соображать, делать и двигаться дальше. Здесь я и встретила любимых педагогов, повлиявших на мое становление. Для меня открылся целый мир, я вся была наполнена вдохновением, озарением, ходила и просто светилась. И мне так хотелось танцевать!
Постепенно появлялись какие-то маленькие сольные роли, потом – партии посерьезнее, которые давались мне и моим одноклассникам немалым трудом. Мы дневали и ночевали в театре, никогда не считали, сколько часов отработали, сколько осталось до окончания репетиции…
Сегодня, в должности заведующей балетной труппой, я должна строго соблюдать все перерывы для артистов. Конечно, у них работа очень сложная, многочасовая, и им положены по трудовому договору часы отдыха, минуты перерыва. Но это касается больше артистов кордебалета. А у наших ведущих мастеров ненормированный рабочий день: если надо репетировать, значит, надо, и никто из них не подсчитывает, сколько им положено отдыха, например, во время подготовки премьерного спектакля. Солисты и ведущие на порядок отличаются от артистов кордебалета – своей выносливостью, профессионализмом, это люди очень жесткой спортивной закалки и физической подготовки.
– Вы тоже работали артисткой кордебалета?
– Я очень долго была в кордебалете, и это неплохой опыт. Стать солистом, даже если ты способнейший и хорошо выученный танцовщик, было очень сложно. Никто авансом никого не переводил – право стать корифеем и солистом надо было заслужить. Солисткой я стала через 4 или 5 лет после прихода в театр, а ведущей – лет через 10.
Сегодня же я выступаю в качестве педагога и понимаю, что все артисты очень разные: кто-то обучаем, а к кому-то стучишься словно в закрытую дверь. И делаешь это каждый день. Балетные люди, какие бы они способные ни были, очень нуждаются в опеке, взгляде со стороны и постоянных требованиях.
– Балерины – женщины сильные или хрупкие?
– Внешне они должны выглядеть хрупкими, но при этом обладать хорошими физическими данными. Чем тоньше и изящнее – тем лучше балерины смотрятся на сцене. Но за этой хрупкостью должен скрываться железный характер. И это не всем по зубам. Например, порой надо повторять какие-то балетные па по сто тысяч раз, а также думать и анализировать.
Самое главное в балете – это мозги.
– Минский театр оперы и балета был одним из лучших в бывшем Союзе. В каких спектаклях вы принимали участие в те годы?
– Я танцевала в «Бахчисарайском фонтане» и «Дон Кихоте», в балетах «Па де катр» и «Фестиваль цветов в Чинзано», исполняла характерные роли. Но как индивидуальность, как личность, как балерина я раскрылась на хореографии Валентина Николаевича Елизарьева. Так, как я прозвучала в его спектаклях, я не прозвучала нигде. Его хореография была мне понятна, его язык и стиль я взяла «на раз», настолько видение его образов было мне близко и по пластике, и «по мозгам».
Когда Валентин Николаевич Елизарьев ставил в 1983 году балет «Кармина Бурана», были заявлены несколько составов исполнителей. И конечно же, там была не одна балерина на роль Блудницы, в том числе и я, тогда еще совсем юная. Когда балетмейстер начинает работать над спектаклем, он визуально выбирает, на ком лучше «выглядит» его хореография, кто точнее попадает в образ. Возможно, это был тот случай, когда на меня «легла» его хореография, и я плавно оказалась на первой строчке исполнителей данной роли. Так происходит и до сих пор: сначала пишутся статусные имена, и это правильно, чаще всего партии на них ложатся блестяще. Но иногда вспыхивают и молодые звездочки, когда талантливый человек, который не виден в кордебалете, однажды так блеснет, так стопроцентно попадет в роль – визуально, по его природным, индивидуальным данным, что станет главным исполнителем данной партии.
Еще есть такое понятие, как музыкальность – очень важное качество, потому что музыка должна быть путеводной звездой в душе артиста балета. Если он это понимает и может не просто танцевать под музыку, но умеет танцевать саму музыку, то это озарение, вдохновение передается и зрителям. Мы ведь все в хореографическом училище, колледже изучаем музыку, учимся играть на фортепиано, музыка считается одним из основных предметов. Но не каждому дано. Как и музыкантам, кстати.
Потом были «Весна священная», «Ромео и Джульетта». Интересно, что в «Ромео…» меня определили сначала в состав Джульетт, но не хватало партнеров. И перед премьерой Валентин Николаевич цепко окинул взглядом меня с моим высоким ростом и перевел в синьоры Капулетти. Затем были «Страсти», где я танцевала Анну Багрянородную. И конечно же, совершено потрясающий спектакль, самый лучший и самый трудный, на мой взгляд, – это «Кармен-сюита», который я танцевала не один раз. Потрясающие музыка и образ Кармен. Партия очень сложная, но интересная, исполнительница главной партии практически пятьдесят минут танцует, не уходя со сцены. Совершенно фантастические возможности для раскрытия таланта балерины, и актерского в том числе. Этот балет – нечто удивительное, где сошлось все в единое целое.
– Давайте поговорим о Минске тех лет. Расскажите, как одевались артисты, чтобы отличаться от других и быть в некотором смысле даже эталоном моды?
– Мне всегда очень хотелось выглядеть эффектно! Но на тот момент особой возможности не было, в магазинах продавалась одинаковая одежда, импортные вещи добыть было сложно. Однако у моей мамы была хорошая портниха, которая со временем стала шить и мне, что-то она даже перешивала, перелицовывала из маминых вещей. К тому же балерины имеют нестандартные фигуры: тонкие руки, худенькие плечи, длинные ноги, поэтому лучше, чем специально шить, ничего не придумаешь.
А когда начались гастроли, мы стали что-то привозить из-за границы. Мои первые гастроли проходили в Болгарии – мы выступали в Софии, Загорье, Золотых Песках, Варне. Я привезла очень много впечатлений и, конечно же, какие-то небольшие покупки. По молодости достаточно спонтанные и смешные приобретения: сумочка, темные очки, конечно же, купальник (Болгария же), платье… Потом были гастроли в Сирии, мы выступали в древнем городе Босра. В Сирии шли военные действия, и нас сопровождали сирийские военные на броневике даже в магазин, где мы все-таки умудрились найти какие-то экзотические мелочи, не такие, как у всех. А в 1990-х с прилавков магазинов вообще все пропало, было не до нарядов и украшений.
– Вас называют характерной балериной, но характерные партии – это также и отрицательные роли. Не накладывают ли они отпечаток на характер?
– Их интересно делать. И они у меня получались, несмотря на то, что в реальности я далека от них. Это возможность, как в кино, прикоснуться и к таким образам. Кстати, Блудницу в спектакле «Кармина Бурана» я не считаю полностью отрицательной. Она этакая очаровательница, умеющая повести за собой мужчин и манипулировать, дергать за ниточки. Здесь артистке надо изобразить многогранность такой женщины, сыграть потрясающе сексуально и притягательно. Шаг в сторону – и все перейдет в пошлость. Эти очень тонкие нюансы нужно уметь понимать не только мозгами, но и телом, дать максимум, не перейдя черту.
– Насколько трудно совмещать танец и актерскую игру?
– Для меня это всегда было очень важно, и у меня это получалось. Или ввиду того, что меня хорошо учили, ведь в колледже есть предмет «мастерство актера», или в силу каких-то природных способностей. Я до сих пор это умею и подсказываю ученикам.
– Балетные люди активно выступают на сцене около двадцати лет. А сколько лет посвятили сцене вы?
– Я танцевала даже больше, чем двадцать лет: пришла в театр в 1979 году, а завершила танцевальную карьеру перед началом реконструкции театра – в 2006-м. Тогда я танцевала «Болеро». Когда спектакли проходили во Дворце республики, я была уже репетитором, но иногда выходила на сцену в несложных технически партиях – например, Королев.
– Вы держите себя в идеальной форме…
– Я до сих пор занимаюсь в репетиционном зале, хоть и с перерывами: не всегда хочется, не всегда есть время. Сегодня у меня много дел, должностных обязанностей. Но часто, когда урок ведут другие педагоги, я переодеваюсь и иду, как артистка, в класс. Поначалу тяжело – день, два, неделю, однако привычка напрягать свое тело осталась, и я стараюсь ее грамотно распределить, чтобы позаниматься в свое удовольствие, не перенапрягаясь. Стараюсь не давить на ноги, на связки, потому что старые травмы все-таки дают о себе знать. И через некоторое время я вдруг понимаю, что вхожу в форму.
Когда мы завершаем сценическую карьеру, жизнь продолжается, и начинается какой-то новый, удивительный этап. Этот переходный момент всегда сложен, к нему нужно быть морально готовым, главное – понимать свой возраст и любить его.
Текст gorodw.by